"Время танцора" Абдрашитов выпустил в 97-м году, когда первая чеченская война уже закончилась, а вторая еще не началась.
Точной географической маркировки картина, впрочем, не имеет: не то Чечня, не то Абхазия, не то Приднестровье - понимай как знаешь, мало, что ли, было кровавых конфликтов на обломках советской империи. Это фильм о людях, потерянных во времени. Молодые его герои пытаются вернуться к мирной жизни - и не могут. Ищут праздника - и не находят его. Неприкаянно мечутся между любовью и ненавистью, дружбой и предательством, прощением и местью. И танцуют, танцуют, танцуют... Но ничего хорошего у них не вытанцовывается.
Абдрашитов считает, что его фильм, к сожалению, не устарел.
"Мы с Миндадзе понимали, что нам нельзя повторяться"
- Насколько я знаю, вы сейчас в поисках денег для новой картины. И, кажется, поиски затянулись.
- Да, это так. Я несколько переоценил возможность запуститься с одним дорогостоящим проектом. Пять лет назад на его реализацию требовалось 12 миллионов долларов, сейчас - около 20 миллионов. К сожалению, слишком поздно выяснилось, что этих денег я не соберу. Возник менее затратный замысел - на 2 миллиона долларов. Половину я уже собрал, остальное продолжаю искать.
- Сюжет задуманной вами картины замешен на современных реалиях?
- Да, действие происходит в наши дни.
- Вы не сняли ни одного фильма на историческом материале. Почему?
- Такое кино, за исключением картин Алексея Германа, кажется мне фальшивым по своей изобразительной фактуре. Исторические картины оставляют ощущение оперной условности - в лицах, костюмах, реквизите. Есть и другие, более существенные причины моего обращения исключительно к современному материалу. Во-первых, современность мне всегда казалась чрезвычайно интересной. Во-вторых, о современности блестяще писал лучший, на мой взгляд, драматург отечественного кино - Александр Миндадзе.
- Вы соавторствовали с Миндадзе 30 лет, сняли с ним 11 картин. Трудно представить, чтобы за столько лет совместной работы режиссер и сценарист не надоели друг другу, не начали испытывать взаимное раздражение. На чем держался ваш тандем?
- Он держался на обоюдном понимании, что нам нельзя повторяться. Наши фильмы - они ведь очень разные. Например, после картины "Остановился поезд" мы сняли совершенно иную по своему художественному устройству картину "Парад планет". Или возьмите последнюю нашу картину "Магнитные бури". Ничего подобного мы тоже не делали прежде. Словом, мы каждый раз ставили перед собой новые задачи. Надеюсь, этим и были интересны друг другу. Как любой сценарист, любой оператор, любой актер, долго и плотно работающий в кино, Миндадзе, естественно, хотел себя попробовать в качестве режиссера. И вот попробовал - снял уже две картины. Я даже удивляюсь, что он так долго не поддавался соблазну.
"Появилась цензура кассы, цензура проката..."
- Сегодня вам легче работается, чем в советские времена, или труднее?
- Конечно, труднее. Несмотря на то, что почти все наши фильмы имели достаточно трудную судьбу. После сдачи киноначальству "Охоты на лис" я был даже уволен со студии, правда, всего на три дня. Картину буквально разгромили.
- Не понравился герой, которого играл Гостюхин?
- Не герой, а то, что с ним происходит. Что это за картина, в которой рабочий класс терпит моральный крах?! О чем эта картина?! О конце гегемонии пролетариата?! О тупике, в котором находится общество?! Но в целом фильм удалось отстоять - из шести вырезанных цензурой эпизодов вернули пять. С "Парадом планет" тоже было немало сложностей. Нас очень долго пытались ломать. Но у меня и Миндадзе за плечами были выигранные бои за "Остановился поезд", "Охоту на лис"... Было понятно, что голыми руками нас не возьмешь. И тогда начальники сделали иезуитский ход - создали худсовет и пригласили на него наших коллег. Но не всех. Тех, кто видел картину и откровенно говорил, что она им нравится (среди таковых был, например, Михаил Абрамович Швейцер), не пригласили. Было много чиновников из горкома партии, из Госкино... И как только они сказали "фас", наши коллеги начали рвать нас на части. Кто-то из тех, кто в этом участвовал, и сегодня благополучно существует. Когда проработка закончилась, а она продолжалась часа три, было сказано: "Вадим, вы просто упрямитесь. Ведь это не мы, чиновники, указываем вам на недостатки вашей картины, а ваши же товарищи вам добра желают..." Зато были и люди, которые достойно себя повели, их имена могу назвать: Хуциев, Бондарчук, Басов, Таланкин, Райзман...
- Но известно, что Райзману "Парад планет" не нравился.
- Категорически. "Как вы не понимаете, Вадим, это же ваш провал!" Тем не менее вел он себя безукоризненно. Вот в этом своем кабинете, где теперь сижу я, он просто топтал картину ногами. А потом мы пошли на четвертый этаж к генеральному директору "Мосфильма", и там он горячо доказывал, что "Парад планет" - это творческая удача.
Несмотря на все это, в те времена работалось легче. Потому что если был подписан приказ о запуске в производство, то картина гарантированно снималась, и никогда режиссер не думал о деньгах. Если в режиссерском сценарии значилось "массовка - 500 человек", то ты был обеспечен этой массовкой ровно в таком количестве. Два раза в месяц в экспедицию приезжали деньги, люди получали зарплату. А сегодня все по-другому. И природа цензуры тоже стала другой. Теперь это цензура кассы, цензура проката.
- Что, по-вашему, надо сделать с системой проката, чтобы она поощряла национальное кино?
- Не надо изобретать ничего нового, есть известные всему миру способы обеспечить прокат отечественных фильмов. Вот как это делается, например, в Боливии. Вы покупаете билет за пять долларов, и если хозяин кинотеатра показывает американскую картину, он из этих пяти долларов четыре отдает государству, а доллар оставляет себе. Но если он показывает латиноамериканское кино, соотношение меняется: себе он оставляет четыре доллара, а один отдает. Поэтому он думает, какое кино ему выгоднее показывать. В Америке, странах Европы тоже действуют продуманные системы поддержки отечественного кино. В той же Франции оно поддерживается на государственном уровне. Существует закон, согласно которому ни один телевизионный канал не имеет права в пятницу и субботу впервые показывать какой-либо фильм, не обязательно новый. Потому что в эти дни во французский прокат выходят французские картины, и вы, будучи хозяином канала, не имеете права отвлекать потенциальных кинозрителей от просмотра. У нас же государство по отношению к кино ведет себя не по-государственному. Деньги вкладываются в производство фильмов, но механизма доведения этих фильмов до зрителя не существует. Проката нет.
"Раскультуривание идет мощным фронтом"
- Как вы думаете, почему отсутствует государственная политика в отношении кино?
- Потому что сегодня кино государству не требуется. Когда не было телевидения, кинематограф был нужен власти для ведения государственной пропаганды. Сейчас пропагандой занимается телевидение. Поэтому зачем же сохранять отечественный кинематограф? И вообще зачем сохранять культуру? Культура ведь, помимо всего прочего, может воспитать человека, который будет задавать неудобные, вечные для России вопросы: что делать? Кто виноват?
- Вы полагаете, власть сознательно пренебрегает кинематографом?
- Я не знаю, сознательно или нет, но раскультуривание идет мощным фронтом. Это начинается с внедрения единого госэкзамена, с сокращения в школе часов, отведенных на гуманитарные предметы, и завершается антикультурным телевидением. Разве все это не заставляет подумать о системности происходящего?
- Думаете, на чудовищные телесериалы существует госзаказ?
- Попереключайте вечером каналы - везде одно и то же: доблестные полицейские ловят бандитов. В реальной жизни полиция не делает ничего, не раскрыто ни одно громкое убийство, ни один гражданин не чувствует себя защищенным. Но телевидение получает госзаказ: доказывайте, что у нас доблестно работают "глухари" и "каменские", что мы, власть имущие, свою главную функцию по отношению к частному гражданину выполняем. Вот для чего это делается. Нормальный госзаказ. Для меня это ясно как день.
"Раньше в кинотеатры ходил более образованный зритель"
- Как, на ваш взгляд, изменился кинозритель за последние двадцать лет?
- Помолодел. Раньше в кинотеатры ходил более образованный зритель - начитанный, насмотренный. Этот слой, этот класс, он вымыт из кинозалов. Его представители теперь смотрят фильмы на дисках, ездят на фестивали...
- Своего зрителя вы себе как-то представляете?
- Нет. Раньше думал, что представляю, но, оказалось, не представляю. На каждый наш фильм шли зрительские отклики, и писали нам люди, самые разные и по возрасту, и по степени образованности. Я никогда не забуду, как "Парад планет" показывали в каком-то сельском клубе. Меня поразило, что полуграмотные женщины очень точно говорили о картине. Они в ней поняли главное. Это удивительно. Я думаю, если в кино есть что-то такое, что затрагивает душу, то это кино будут смотреть, и оно всегда найдет зрительский отклик.
"Процентов сорок учебного времени занимает культурный ликбез"
- Вам нравится, как работают режиссеры "новой волны" - Хлебников, Попогребский, Хомерики, Герман-младший?..
- У них бывают интересные картины. Но в поколение эти режиссеры не сложились. И в школу не сложились, потому что именно школа образует поколение. А сама школа, в свою очередь, образуется новой художественной идеей. Появляется художественная идея - например, итальянский неореализм, "новая волна" во Франции, "независимое кино" в Америке - и возникает школа, а в ней и поколение формируется. Поскольку новой идеи сегодня нет - ее не сформулировало время, - то не может возникнуть и поколение.
- А ваши вгиковские ученики - они радуют вас?
- Кто-то радует, кто-то - не очень. Если из двадцати человек, набранных тобой в мастерскую, вырабатывается два более или менее заметных режиссера, то считается, что набор был удачным. У Ромма в этом смысле КПД был повыше. У него на одном курсе учились Тарковский, Шукшин, Кончаловский, Климов... Я тоже имел честь быть учеником Михаила Ильича, а когда его не стало, меня обучал режиссерскому ремеслу Лев Александрович Кулиджанов. Времена были другие, и престиж кинематографа был другой, и престиж ВГИКа был - не сравнить с нынешним.
- Что, конкурс во ВГИК падает?
- Конкурс еще ничего, но уровень абитуриентов - удручающий. Для них существует не культура, а паракультура - телевидение, низкопробные иностранные фильмы... Ничего не читали, ничего не знают. Эти лакуны надо заполнять. Будущие режиссеры должны прочесть хотя бы тот минимум, который раньше был обязателен в школе. Мы их собираем после зачисления и говорим: "Берите карандаш, пишите, что вы должны прочесть за август". И диктуем: Лермонтов, "Герой нашего времени", Гончаров, "Обломов". Толстой, "Воскресение", "Анна Каренина", Тургенев, "Отцы и дети"... Чтоб прочитали все это! Мы обязательно проверим". Перед следующими каникулами даем им новый список. Процентов сорок учебного времени занимает культурный ликбез. Когда учились мы, на такие вещи время не тратилось, у нас это было в базе. А сегодня мы не задаем абитуриентам вопросы, которые на вступительных экзаменах задавали нам. Потому что не найдется ни одного человека, способного на эти вопросы правильно ответить. Нынешние реалии заставляют нас снижать требования. Например, напрочь исчезла проверка молодого человека на его хотя бы приблизительную культурность в области изобразительного искусства. А когда поступали мы, сидел педагог с пачкой репродукций и пытал нас вопросами: "Это что за картина?" - "Демон" Врубеля". - "Правильно". - "А вы не знаете, где она висит?" - "В Третьяковке". - "Молодец. А эта?" - "Не знаю". Это было очень суровое испытание. Сегодня его устраивать бессмысленно.
"Мы узнали, что он непоправимо болен, только к концу съемок"
- Как вам работалось с Олегом Борисовым? Говорят, он трудный был человек.
- Он не был трудным человеком, это все разговоры, причем несправедливые. Мы работали на трех картинах и достаточно плотно общались. Не я один, а все, кто с ним встречался на съемочной площадке, скажут вам, что Олег Иванович обычно пребывал в замечательном расположении духа. Он был спокоен, абсолютно дружелюбен, любил застолья, шутил, много читал стихов. И работал с колоссальной самоотдачей. Но если он видел, что режиссер не готов к съемке, что партнер играет вполсилы или не помнит текст, - вот тогда Борисов мог выйти из себя. Он не терпел халтуры. Как это так, он, артист, тратит себя всего без остатка, а костюмер забыл костюм, а гример не сделал то, о чем договаривались!.. Мы узнали, что он непоправимо болен, только к концу съемок фильма "Остановился поезд". Он ездил в Питер переливать кровь, а мы и не догадывались, зачем он туда ездит. Он, как теперь говорят, не грузил никого своими проблемами. Это к вопросу о том, трудным ли человеком был Олег Иванович Борисов.
"Сейчас жизнь стала жанром"
- Вы могли бы составить проекцию некоторых ваших героев в сегодняшний день? Вот Виктор Белов из "Охоты на лис" - он теперь чем занимается?
- Наверное, нищенствует, судя по той жизни, какую он вел в восьмидесятом году.
- А Плюмбум?
- Ему в нынешней жизни, думаю, тоже места нет. Этих ребят, рвущихся к власти, и сегодня хватает, но Плюмбум от них сильно отличается тем, что он бессребреник. Он одержим идеей, а не жаждой обогащения. Не думаю, что он примкнул бы к "Нашим". Плюмбум человек умный и достаточно независимый. Вряд ли его бы устроила роль марионетки.
- Названием вашей картинны "Время танцора" вы дали метафорическую характеристику девяностым годам. А сейчас какое время, по-вашему?
- Мне кажется, все оно же. Идет тотальная артизация политической жизни. Все будто пританцовывают. Особенно это заметно в период предвыборных кампаний. Уж такие тут пляски и танцы начинаются, такие аттракционы... Жизнь стала жанром. Премьер-министр, поднимающий с морского дна две амфоры VI века н. э., счастливо избежавшие напластований ракушечника и донных отложений, - это даже не фильм "Слуга", это просто жанровый сдвиг. Я не уверен, можно ли сегодня снять жанровую комедию. Все настолько парадоксально, настолько жанрово, что начинаешь сомневаться, способен ли чей-то художественный замысел превзойти действительность и явить публике что-либо более выразительное.
Валерий Выжутович
"Российская газета" - Неделя №5606 (230)
13.10.2011

Кинорежиссер Вадим Абдрашитов: «Переводить искусство и культуру на рыночные отношения означает убить их»
Вот уже почти десять лет, как на наших экранах не появляются кинопремьеры Вадима Абдрашитова – режиссера, который в каждом из своих фильмов, созданных в содружестве со сценаристом Александром Миндадзе: «Слово для защиты», «Остановился поезд», «Парад планет», «Слуга», «Плюмбум», «Пьеса для пассажира», «Время танцора», «Магнитные бури», – умел сказать веское слово о социально-нравственном климате современного общества. Проблемы финансирования напрямую коснулись и его.
Фильмы Абдрашитова отмечены на фестивалях в Венеции, Берлине, Локарно, Сан-Ремо и на многих отечественных, награждены премиями «Золотой Орел» и «Ника», призом «Золотой Овен» и не устаревают с годами. Ученик Михаила Ромма и Льва Кулиджанова, получивший до ВГИКа опыт заводской жизни, Вадим Абдрашитов умеет попасть в десятку и оставить зрителю пространство для дум на перспективу.
Сегодня лауреат Госпремий СССР и РСФСР, премий Ленинского комсомола и Президента РФ, вице-президент Российской академии кино НИКА, профессор ВГИКа, руководитель киностудии «Арк-фильм» киноконцерна «Мосфильм» Вадим Абдрашитов – гость «Файла-РФ».
– Вадим Юсупович, Вас можно назвать ветераном фестиваля «Сталкер», чем он выделяется особенно?
– На фестивале «Сталкер» в некоторых фильмах поднимаются такие темы, которых раньше не было. Они сделаны настоящими патриотами – не побоюсь громких слов, я вижу в них тревогу авторов за будущее страны, их желание разобраться в проблеме и сделать что-то на пользу Отечества. Например, призер этого года – фильм «Затерявшиеся в полях» о мигрантах из Таджикистана, живущих на севере России, – снят объективно, художественно и с большим вниманием к человеку. Удивительный человеческий документ. Зрители предыдущего фестиваля наверняка помнят картину «Главная тайна республики ШКИД» Михаила Михеева – о подлинной судьбе героев любимой детской книги и фильма «Республика ШКИД».
Документальное кино на фестивале занимает особое место, и победителей в этом году оказалось немало. «Великие реки Сибири. Амур», «Солдат», «Быль-небыль», «Лешка» – герои всех этих картин неординарны. Одни спасают жизни других, другие – беженцы, инвалиды, сироты – учатся выживать сами. Как председатель жюри документального кино с огромным интересом смотрю фильмы, с горечью понимая, что зритель их не увидит. Но благодаря фестивалю, который устраивает «Эхо Сталкера» в разных регионах страны, зрители имеют возможность посмотреть эти картины. И они не верят своим глазам, что такое кино есть в России, для них это настоящее открытие. Но что делать дальше с этими фильмами – никто не знает. Видимо, нужно каким-то образом воздействовать на телевидение, требуя, чтобы настоящее документальное кино доходило до зрителя.
– Какие из Ваших фильмов считаете актуальными по сей день?
– Как-то смотрел по ТВ фильм 1982 года «Остановился поезд». Мне было интересно, как этот устаревший фильм выглядит в контексте новостей и современных передач. Смотрю и к концу картины думаю: «А почему устаревший, это кино абсолютно про сегодняшнюю жизнь». Или совсем недавно видел «Слугу» по каналу «Культура» и подумал: «Мать честная, это вообще современная картина, про очень многих, про очень многое, про власть и нашего брата художника, властителя дум, который находится в поразительном симбиозе с властью».
– На месте настоящего искусства сегодня нередко цветет попса и прочий масскульт. И называет себя искусством. По-Вашему, это навсегда?
– Искусство, в отличие от масскульта, в рыночных условиях выжить не может. Но во всех развитых странах, где занимаются сохранением физического, нравственного и духовного здоровья нации, эти процессы отработаны и деньги с попсы идут на поддержку симфонической музыки. А переводить искусство и культуру на рыночные отношения означает убить их. Массовая культура везде существует и должна существовать, но за счет нее должно поддерживаться серьезное искусство, которому принадлежит будущее.
– Беды кинематографа – отсутствие достаточного госфинансирования, прокат, оккупированный американским кино, плохо подготовленные абитуриенты ВГИКа – хорошо известны. У Вас есть рецепты лечения Вашей отрасли?
– Какой толк в том, чтобы дать деньги на производство фильмов и не решать проблему с прокатом? Без федерального проката и планомерной государственной политики в этой области российский кинематограф не выживет. Иногда слышишь: «Вы снимайте хорошие картины, конкурентоспособные американским, и все будет замечательно». Это демагогия, нежелание внедряться в эту тему. Если мы хотим сохранить рынок для отечественного кино, должны принять ряд мер, как это сделано во всех странах, где власть озабочена сохранением национальной культуры. Во Франции, Италии, Венгрии, Польше, Чехии существует целая система. Не надо изобретать велосипед, все уже давно придумано.
– Хорошее кино способно улучшить человека?
– У искусства другие заботы. Уж столько картин замечательных снято, спектаклей поставлено великих, книг божественных написано, а человек все тот же. Вот идеологию искусство поддерживать способно.
– Успехи российских фильмов «Фауст» и «Елена» на мировых фестивалях прошлого года – это закономерность или просто звезды сошлись?
– Такие успехи будут всегда, потому что, к счастью, есть режиссеры, которые снимают кино. Но мы сейчас говорим об уровне средней продукции, в советское время он был намного выше, чем сейчас.
– На фоне всеобщих реформ меняются ли вгиковские программы?
– Нет, ВГИК по-прежнему остается академическим вузом с глубокой и широкой гуманитарной подготовкой студентов. Абсолютно полноценные курсы истории русской и зарубежной литературы, музыки, кино. Традиции ВГИКа, как показывает жизнь, – верные и точные, четко сформулированы, над программами работали лучшие умы. Студентам преподавали всегда практики, и наша задача как раз сохранить этот академизм в обучении. Абитуриенты, действительно, очень изменились, ребята поступают замечательные, подчас очень способные, но общекультурную подготовку не сравнишь с той, что была лет 40 назад. Это привет современной школе. Нам же приходится много времени уделять перекрытию этих лакун…
– Нужна ли культуре цензура? В советское время все мечтали от нее избавиться, а сейчас призывают чуть ли не вернуться назад.
– Если под цензурой понимать недопущение идеологии деструктивности до молодых умов – это касается в первую очередь нашего ТВ, конечно, – то я за такую цензуру. Другое дело, что под это дело можно подверстать все что угодно. Поэтому надо следить, чтобы защита юных душ от растления не превратилась в политическую цензуру. Ну а как можно не подвергать цензуре то, что творится на ТВ? Если по государственным каналам транслируется то, что транслируется, возникает вопрос – следовательно, кому-то наверху выгодно бесконечное насилие и полупорнография? Если невыгодно, то почему это все показывается? Эти вопросы у всех на устах, но перемен никаких. И все потому, что у нас слабо развито гражданское общество. А становление его – процесс долгий и сложный. Он связан с процессом обретения самосознания у людей. Остается и в этом плане ждать перемен.
– В каком состоянии находятся два Ваших новых кинопроекта – большой и малый, которые Вы будете осуществлять с другими сценаристами? Ваш партнер Александр Миндадзе отправился в самостоятельное режиссерское плавание?
– Стучу по дереву, в одном из них кое-что сдвинулось с мертвой точки, не оставляю мыслей и о втором.
Нина Катаева
Файл.рф
03.02.2012 г.